Так бывает, когда несешься в автомобиле, а наглые дождевые капли перетекают по лобовому стеклу в запрещенную логикой сторону. Пренебрежение обыденностью имеет место, если быстро двигаться.
А я застыл. В номере гостиницы, под самой крышей. Выше меня только спутниковые антенны, голуби и снег.
Свет в комнате погашен. На стекле мое отражение. Гляжу сквозь него, оно совсем прозрачное и лишнее на этом пестром, искрящемся фоне.
Я почти не умею быть один. Вяну и хирею. Это со всеми так?
Тишины и пустоты во мне больше, чем нужно. Поэтому включаю телевизор. Иллюзия присутствия, плацебо для мятущейся души. Кажется, будто во все каналы сразу хлынула нефть. Аспидно-черная, разъедающая мозг. Миловидная девица делает страшные глаза, сводит пунцовые губки в тугой комок и тревожно бормочет:
– Через четыре дня Конец Света. Смотрите прямой репортаж. Последняя программа на планете Земля.
Ожидающие смерти. Они везде.
Давно не пацан с рогаткой: видел, бывал, состоял, привлекался. Доморощенных провидцев помню десятка два. Тридцать девять трупов с пакетами на головах в ожидании кометы Хейла. Зарин в японском метро. Затмения солнца и парады планет. Помню, и значит, – еще существую. Вопреки им.
Но это многоголосое повторение вызывает тошноту. Натягивает нервы до предела. Понимаю, паникеры грызутся за сладкую мозговую косточку рейтинга. Однако меня тошнит жить в мире, где скупают тушеное мясо, спички и бензин. Где бронируют билеты на ковчег. Где интернет пестрит объявлениями: «Скоро двадцать первое декабря, а у тебя нет бойфренда?!»
Поэтому я смотрю на снег, который тоже устал сопротивляться. Повалил, как положено, – на съежившуюся от холода землю.
И тут позвонил он. Тот самый, который приходит к человеку, когда тому уже все равно. Точнее она. Приятный женский голос, низкий, чуть хрипловатый, развратный до жути:
– Добрый вечер. А не хотели бы вы провести его не один?
Я еще там, за окном и в стекле. Абсолютно не понимаю, чего от меня хотят. Поэтому переспрашиваю:
– Простите, что?
– Я имею в виду компанию девушки, – она останавливается, давая время подумать, затем добавляет: – Массаж.
Но по обе стороны разговора – взрослые люди. И они прекрасно понимают, что именно станет массировать желающая «составить компанию» гостья.
Поэтому отвечаю:
– Ой, нет, спасибо за предложение. Я как-нибудь сам.
Слышно, что моя собеседница улыбается, шумно выдыхая воздух через нос.
– Жаль, всего доброго.
Кладем трубки. У нее – следующий клиент, у меня – пустой одноместный номер и Армагеддон на носу.
Вообще говоря, принципиально не пользуюсь услугами феечек. Тому множество причин: совесть, воспитание… бедность, в конце концов. Но главная – чую, так быть не должно. Заплати я впервые за такой «массаж», в тот же момент потеряю чувство собственного достоинства. Ну, это как если волк начнет мясо в гастрономе покупать. Или нет, если боксер-тяжеловес выиграет у Олимпийского комитета золотую медаль в преферанс. За такие вещи надо драться. Только тогда они обретают настоящую ценность.
Вода в душе скучно и предсказуемо льется сверху вниз – чудо закончилось. Она уносит тоску, не всю, но часть. Безжалостно полирую себя мочалкой и щеткой.
Однако все только начинается. Снова оживает телефон.
– Добрый вечер, а не хотели бы вы…
Я уже понимаю, чем закончится пожелание доброго вечера. Отвечаю, перебивая:
– Нет, нет, спасибо.
– Извините за беспокойство.
А в телевизоре старая песня, точнее, поминальные песнопения:
– Пророчество Майа сбудется в ближайшую пятницу! Уроки выживания…
– Из ума, – добавляю я.
Но где-то внутри родился и грызет червячок сомнения: «А что если…» Или скорее даже: «Ну что случится, если ты … если вы с ней все-таки…» Вместе с грязью голубого экрана выходит сентенция: «Расчеши, ну расчеши Манту! А лучше намочи… Все равно ведь скоро сдохнем».
И когда раздается третий звонок, я не выдерживаю.
– Добрый вечер, можно вам предложить…
– Массаж?
– Массаж.
Нет, не нервничаю, говорю спокойно:
– Послушайте, вы меня хотите на измор взять? Ведь если еще раз шесть позвонить, я обязательно соглашусь.
– Понимаете, у нас ведь несколько организаций, специализирующихся на досуге. Мы вам еще не звонили.
Я уже понял, что сейчас скажу глупость. Но провонявший Концом Света мозг уже составил слова в предложения и выдал:
– Знаете, некоторые женщины находят меня привлекательным. К тому же я музыкант, а значит, руки сильны и чувственны. Все, кому я делал «массаж», были не против его повторить. Исходя из этого, постараюсь, чтобы ваша сотрудница получила от работы удовольствие. Да что там «постараюсь», гарантирую. Я джентльмен, и платы за него не возьму. Предложите, может, кого заинтересует.
Все сказанное было шоком даже для меня. Что уж говорить о моей собеседнице. Она только и нашлась:
– Однако вы… – и повесила трубку.
Был еще и четвертый звонок, совсем на грани фола – без трех девять. Наверное, и в этой сфере кризис, если так бесцеремонно…
Но я уже перегорел. Вежливое «нет, спасибо» оставило предпринимателей с носом, а меня – с деньгами.
За окном все так же бесится, хулиганит зима. Окраину столицы наутро нужно будет искать с собаками-сенбернарами. Вернулись из заметенного города соседи: кашляют, скрипят кроватью и ругаются на немецком. С другой стороны хохочут две украинки. И пьют чай, позванивая ложечками о края чашек.
Чтобы пустота не вернулась, нужно ложиться спать. Всегда помогало.
И тут в дверь стучатся.
Я открываю. Иногда кажусь себе безрассудным. Но ведь двадцать первое не за горами. Все можно. Хотя…чего бояться, в коридорах камеры везде.
На пороге стоит девушка. Степень симпатичности мешает определить пухлая куртка с надписью «room service». Темные волосы, собранные в хвост, наверняка, крашенные. Лицо с остатками веснушек – надо же, дотянули до зимы.
– Добрый вечер, я принесла полотенца, – голос приятный, неуловимо знакомый.
– Добрый,– расплываюсь в дежурной улыбке, – а у меня есть.
Девушка посмотрела на дверь.
– Ой, так у вас же четыреста первый. Вечно я семерку с единицей путаю. Простите, бога ради.
– Да ничего, – провожаю ее взглядом до лифта и защелкиваю замок. А в мыслях вертится: «Зачем горничной кружевные чулки и юбка с высоким разрезом?»
Наверное, я сделал правильный вывод и прошел какой-то непонятный кастинг. Через десять минут она вернулась. Уже без куртки, во всем «своем». Каждая женщина должна иметь маленькое черное платье. А моя гостья – особенно. Оно выгодно подчеркивает все, что полагается подчеркивать.
Смотрит девушка хитро, с вызовом.
– Я войду?– спрашивает она тихо, глядя в глаза.
Захватывает дух, наверное, я сглотнул слюну. Молча отошел в сторону и указал рукой на мою скромную келью. Чувствую легкий запах алкоголя, неужели для храбрости? Девушка вошла и сама заперла за собой дверь. «Сумасшествие, – подумалось вдруг. – А разве так бывает?»
– Говоришь, музыкант. А на этом сыграешь?
Она срывает с себя платье. Зачем так быстро? Однако удивительно возбуждающе…
Половина меня ханжески вопит: «Это же разврат!» Вторая согласно кивает: «Угу, он самый». И облизывается.
Наверное, непоследовательно и глупо. Но осторожно, как прыщавый мальчишка, дотрагиваюсь до плеча. Будто боюсь, что видение растает. Склоняюсь, вдыхая пьянящий аромат, и целую в шею. Туда, где бьется жилка. Видно, как кожа покрывается мелкой сеточкой «мурашек».
Мужчины – те же дети. Руки отказываются подчиняться разуму и сами тянутся к ее груди. Проводят по набухшим шоколадным бугоркам. Чуть сжимают, одновременно поглаживая. Вероломно захватывают всю доступную территорию. Хотя, нет, не всю – ладоней не хватает.
Девушка чуть прогибается вперед. Закрывает глаза, дыхание ее учащается. Нет, освобождается от оцепенения. Отводит мои руки, отстраняется и выключает свет. Комната тонет во тьме.
Легкий толчок в грудь, и я падаю на постель. Леди шустра и проворна, тут же оказывается сверху. Замерла, лежит, прижимаясь всем телом. Чувствую, как бьется ее сердце. Она резко садится, обхватывая мои бедра своими. Медленно, вперед и вверх, затем, назад и вниз. Убийственно медленно! Ее ноготки впиваются мне в бока. Обхватываю низ спины, еще ниже. Под моими руками пламя, обтянутое нежной, бархатистой кожей…
Темп ускоряется. Она начинает тихонько постанывать. Громче, еще громче… Немецкой и украинской диаспоре за стенами это точно не понравится. Кого это волнует? Конец света…
Не могу бездействовать. Сбрасываю ее, она совсем не против. Перед глазами пелена, посеребренные лунным светом плечи, спина и дальше… С силой притягиваю ее к себе…еще и еще…
Девушка кричит… В мозгу подрывает себя террорист-смертник… Меня сотрясает ударная волна. Раскаты долго не утихают.
Наконец ощущение реальности начинает возвращаться. Мы лежим рядом, сказка кончилась.
Понемногу прихожу в себя. Она курит, глядя в потолок, и улыбается. Я не переношу табачный дым, но терплю. Пожелай она отрезать мой палец на память, не пискнул бы. Невольно начинаю понимать самца богомола. В такие моменты точно знаешь – никакого Апокалипсиса не будет. Как бы ни захлебывались пеной и желчью его Всадники.
Молчим. Если бы нас снимал режиссер, он бы потребовал, чтобы девушка говорила. Для раскрытия образа или развития сюжета. Рассказала бы о своей нелегкой судьбе. Как ее ежедневно избивает сутенер-мордоворот, бывший зек. Что половина выручки уходит на кокс, а вторая – на содержание стареньких родителей. И дочь бы крупным планом с глазами синими-синими, глубокими-глубокими.
Так вот, режиссер ваш ни бельмеса не смыслит в реальной жизни. Умело использует набор отработанных штампов. Швыряет в зрительный зал кошелек на веревочке и тянет.
Да, если по его схеме… Я ведь, вроде, победил. Сейчас костюмер повяжет мне ярко-красный галстук?
Хотя нет, взъерошив ноготком шерсть на моей груди, девушка все же заговорила:
– А по телефону-то был герой, – последнее слово произносит с придыханием, переходящим то ли в шепот, то ли в шипение.
Чувствую, что собираюсь покраснеть.
– Не комплексуй, музыкант. Вытянул на твердую троечку. Ладно, пусть будет новогодний подарок. Да и за наглость…
Девушка поднялась, быстро, сноровисто оделась. На прощание зачем-то чмокнула в щеку. Еще одно преступление перед привычным укладом вещей?
Половина меня завывает: «Ах ты, старый извращенец!» Вторая сыто икает и переспрашивает: «Почему старый?»
Развешиваю шторы – снежная река вновь рванулась к звездам. Сказка оживает.
Хмурое утро и я. Сдаю номер горничной – теперь уже настоящей – и спускаюсь вниз. Нужно вернуть ключ и забрать квитанцию об оплате. Заполняя бумаги, поднимаю глаза, а на меня смотрит мое вчерашнее приключение. Девушка виновато улыбается и, пожимая плечами, шепчет:
– Так получилось, музыкант. Желающих не нашлось, вот и… Развлекаемся, как умеем. Да и Конец Света в пятницу.
Должно быть, я выгляжу растерянно и смешно, поскольку ее улыбка становится еще шире.
– Ты что, обиделся?
Я молчу. Читаю и запоминаю ее имя на табличке, в надежде обидеться еще раз.
Выхожу из вестибюля. Закрываю дверь в ненормальный, взбалмошный мир. Возвращаюсь в стабильный, заезженный по кругу до прорех. За ночь снег подтаял, обратившись в жидкую кашицу. Хватает за подошвы, не выпускает. Но я уже не к месту, не отсюда…
До Апокалипсиса всего три дня. И может статься – это последняя история о единстве и борьбе противоположностей на Земле.
© Copyright: Владимир Новиков Октябрь 2014
Свидетельство о регистрации: №14133769702145
Гомель рулит. ))
Хорошо, если бы автор написал немного о себе.
В РФ печатался у Скоренко в «Попмехе» и у Долинго в «Аэлите». Еще кое-где по мелочам. Конкурсы брал… Аудио-спектакль один имеется у «Фабулы». Ну. кажется, все…
PS со стихами простите дурака: им лет пятнадцать уже, тсказать, в пубертатный период написаны. Я больше проЗаек)
Тут, как говорится, ничего личного. Просто увидел, как на одном из сайтиков наши писатели предлагали помочь земляку голосами где-то там, на каком-то конкурсе. Стало противно, и я бросил потуги.
Скажете, чистоплюй?) Есть у меня одно убеждение: в этом вопросе, как в боксе, — нужно выигрывать не по очкам, а нокаутом)
"… но там уже все занято своими".
И это точно. Но принять могут.
Здесь я мог и не прочесть. Есть в меню «Вопрос-ответ», там надежно.
Но это, конечно, не главное. В рассказе присутствует тема конца света. Какую роль играет это надвигающееся событие в жизни ГГ? Как ГГ относится к возможному концу света? Про это было совсем немного. Но это, как мне кажется, очень важно. Он принимает какие-то решения под влиянием этого надвигающегося апокалипсиса? Я считаю для читателя очень важно это увидеть или почувствовать. Он вроде сначала отвергает, а потом сомневается. А действия? Результат? Разврат преобладает над разумом? Это не очевидно. И не надо, чтобы было очевидно. Конечно. Но и вашей авторской уверенности, что это так, я не увидел.
Второй момент: моральный аспект. В ГГ борются два голоса. Это хорошо, но можно ярче.
Третий момент: одиночество. Почему ГГ оказался в такой ситуации. Как он борется с одиночеством? хочет ли он что-нибудь изменить? Если герой — человек высоких моральных качеств, музыкант-интеллектуал, то с чем он борется? в чём его жизненный конфликт? Или он просто в депрессивной статике? Тогда чем это вызвано?
Все эти вопросы, а вернее, ответы на них, конечно, не обязательно должны присутствовать в вашем рассказе. Но хотя бы намёки или более чёткое отношение автора к этим вопросам, мне кажется, улучшило бы восприятие от прочитанного.
В любом случае, прочитал до конца и не заскучал. Спасибо.
Вы предлагаете сгустить краски, что-то сделать более акцентированным. Но… ведь на границе черного и белого всегда правят полутона. Да и нужно оставить место на «подумать», позволить отыскать читающему еще кучу смыслов, которые на закладывались, но сделают историю еще интересней для восприятия)
Извините, но у меня сложилось впечатление, что ГГ с иронией и сарказмом относится к концу света:
«Давно не пацан с рогаткой: видел, бывал, состоял, привлекался. Доморощенных провидцев помню десятка два. »
По-моему, отношение ГГ к происходящему очень хорошо выражено в предложении, которое начинается так: «Однако меня тошнит жить в мире...» Это обычнае депрессия.
Соблазнение через вызов. А иначе и не бывает. ГГ относится с иронией к концу света. Девушка в конце говорит: «Так получилось, музыкант. Желающих не нашлось, вот и… Развлекаемся, как умеем. Да и Конец Света в пятницу.» — это её отношение к концу света. Она ставит его на последнее место.
Да всем пофиг на конец света в вашем рассказе. Поэтому:
«А подстегивает обоих что?… И все действия героев вытекают из этого — они живут без оглядки на будущее.» — нестыковочка. Неожидал, такое разногласие с прочитанным прочитать от автора.