Тишина. На абсолютно черном экране, постепенно становятся заметны хаотично передвигающиеся черные тени – силуэты людей. Скорость их движения постепенно увеличивается и их становится все больше. Они ведут себя зло и агрессивно, словно в массовой драке, где нет правил, а норма поведения инстинкт толпы.
Черное на черном – признак абсолютной тьмы. Только ярость, как невещественный огонь накопленной за жизнь агрессивной энергии, невещественным, люциферическим светом отделяет людей от людей – черное на черном. Злоба, проявляющаяся в агрессивном поведении, творилась бессознательно, так как, еще там, в прошлой жизни, она была не просто чувством, а частью человеческой природы, и здесь, в новом мире, где выражению чувств нет границ, проявилась нормой поведения в обществе суетно мятущихся душ. Ярость как эмоция и злоба как поведение, не были направлены на личность, а лишь служили средством достижения цели – добраться до стола. Другие, впереди стоящие люди, были лишь препятствием, которое следовало преодолеть, уничтожить.
Это были люди с сожженной совестью. Внешняя чернота, в этом, потустороннем мире, являлась отражением состояния души: мыслеобразов, поведенческих мотивов, самомнения и других эгоистических склонностей характера людей в прошлой земной жизни. Их лица отражали злобу и были полны ненависти. Они, вероятно, что-то орали, это угадывалось по гримасам и неистовой злобе мимики лица. Но вокруг была тишина, абсолютная тишина. Они стремились куда-то попасть, но им, похоже, это не удавалось.
Сквозь агрессивную, мятущуюся толпу, стал заметен стол, сбитый из двух, необтесанных, кривоватых досок. Сам стол не широкий, но очень длинный. Начало его расположено перед смотрящим, но конца его невидно – бесконечность, как и вечность свойства потустороннего пространства. По обе стороны этого стола сидят люди – мужчины и женщины. Но их лиц и одежд нельзя разобрать. Они также черны, как и толпа, напирающая на них. Только черные силуэты людей, освещенные слабым отблеском, холодного света отраженного планетой Лилит. Он холоднее и бледнее лунного, что не удивительно, ведь Лилит отражает невещественный люциферический свет, исходящий от властелина преисподней Люцифера – светоносного ангела, в прошлом. Мрак не способен скрыть агрессивного поведения людей. Их жесты говорят о том, что эти люди пытаются отнять что-то друг у друга. Но на столе ничего нет, он пуст. Однако духовная слепота, как проявление сознания прошлой жизни, не позволяет увидеть реальность мира духов.
Взор постепенно удаляется от них. Люди, сидящие за столом, как и многотысячная толпа, окружающая их, становятся все меньше. Но поле агрессивной брани, происходящей в полной тишине, увеличивается в размере. Ад. Это был взгляд в ад.
Вдруг становится заметным, что все это происходит на огромном экране, который висит в бездонном космическом пространстве. Взгляд камеры все дальше отъезжает от экрана, на котором идет фильм о черной, злобной, но безмолвной толпе людей. Перед экраном, на царском троне, сидит один зритель. Он восседает величественно. Его надменный взгляд выдает в нем властелина. Из чего сделан трон, определить невозможно, так как царство тьмы властвует и в этом месте. Только отблеск лунного света, выдает реальность материального мира и блекло освещает трон и рыцаря в доспехах. Он без шлема. В темноте, заполняющей пространство космического зала, его круглая, лысая и белая как льняная простынь, голова, сияет ярче Луны, свет которой только угадывается, но ее не заметно. Его доспехи отливаются темно-коричневым цветом, поверх которых наброшена черная мантия. Он немного двигается, то приближаясь к экрану, пристально всматриваясь в поток событий, происходящих в безвременном пространстве потустороннего мира вечности, то отбрасываясь назад, жадно хватает воздух, с выражением злобного возмущения, иногда сменяющегося самодовольством. Его руки опираются на подлокотники. Кисти опущены и заметны неестественно длинные пальцы рук, одетые в железные, с медным оттенком, перчатки. Он медленно сгибает в локте правую руку, поднимает кисть и длинным указательным пальцем резко машет, словно перелистывает страницы книги. В такт движения его пальца на экране сменяются картины документального черно-белого кино, отражающего сцены истории жизни человечества. К величайшему сожалению это сцены насилия, войн, разрушений и уничтожения природы. Технический прогресс – это тупиковый путь развития человечества. Рыцарь машет в очередной раз пальцем, и звездное небо заполняет экран, на который он смотрит. Он наклоняется, берет шлем, который висел в черном пространстве рядом с троном. Шлем несколько заострен кверху и такого же черно-медного отлива, как и все его доспехи. Он одевает его, встает и поворачивается к зрителям, одновременно увеличиваясь в размерах. Кажется, что его холодный взгляд выражает безразличие, но это не так. Тот, кто осмелился встретиться с ним взглядом, заглянуть в зазеркалье его черных глаз, начинал дрожать от холода, проникшего в сердце и страха, охватившего душу. Взгляд ненасытного хищника, изголодавшегося по жертве, можно сравнить, разве что со взглядом матерого волка, в лютую бурю зимней февральской ночи.
Рыцарь медленно поворачивает голову вправо, затем влево, и, пристально вглядывается в зал. Затем поднимает правую руку, которая уходит за экран и быстро, резким движением возвращает ее назад, но рука уже не пустая, как до этого момента, а с косой, лезвие которой сияет в лунном свете. Он делает шаг в сторону зрителей и идет прямо к людям, выходя с экрана в реальность земного бытия. Смерть! Смерть предстала перед зрителями в образе рыцаря. Рыцарь-смерть пошел на работу.
Звездное небо заполняет весь экран. Но мириады мерцающих звезд уже не могут согреть теплотой космической красоты сердце человека, если его коснулось дыхание рыцаря-смерть. Бурный поток реки времени под названием жизнь, который течет из будущего в прошлое через настоящее, это лишь проявление в материальном мире событий вечности – многосерийного фильма, где каждый, главный герой в сценарии земной жизни.
Миг между прошлым и будущим – вот и вся реальность земной жизни. Ощущения длительности прожитых лет не бывает.
Приход рыцаря-смерть на Землю
Послышались робкие, но тревожные звуки флейты. Красивое звездное небо, даже с кусочком млечного пути, прямо висящего над головой, ощущение — как в планетарии. По небосклону медленно пробегают слова:
Этот фильм посвящен друзьям,
и всем людям, живущим по совести – голосу души,
но абсолютно не верящим в то,
что каждый в назначенное время увидит свое тело сверху.
Звук флейты все громче и громче. Ее чарующая мелодия завораживает, рождая ощущение резонанса с космическими вибрациями, и, рождает мыслеобразы — человек и космос единое целое, их объединяют неизмеримые величины: красота, бесконечность и … вечность. Вдруг мелодия возвращается к осознанному звуку, прервав душевное наслаждение силой природы и могуществом Творца. Вероятно, это связано с тревожными нотками, закравшимися в гармонию космической мелодии. Тревога – это качество земной жизни. Музыка звезд достигла Земли и аккорды других инструментов, подхватив соло флейты, развили его в форму оркестровой партитуры.
Яркий метеор пролетел по небу и превратился в большие песочные часы. Их уникальность и старину подчеркивает красивое деревянное обрамление со сквозной резьбой в византийском стиле. Часы повисли во Вселенной, на фоне звездного неба и светятся сиреневатым оттенком лунного света с белыми бликами. Ощущение, что песок в них золотой. Он медленно сыпется, отмеряя поток земного времени. Звезды поочередно падают сверху, приближаясь к часам и разворачиваются над ними в титры на ширину экрана, и как вещество Вселенной засасывается в черные дыры, искривляя пространство, так и поток песка засасывает прямо с середины титры, которые, искривляясь, втягиваются в часы и исчезают в вечность вместе с падающими чернеющими песчинками. Ощущение, что бездна властвует над временем.
Затем нижняя часть часов стала увеличиваться, и взор через камеру прямо въехал внутрь часов и черный песок, отмеривший истекшее земное время, стал черной степной землей, над которой вдали из-за горизонта появились первые лучики восходящего солнца.
Весна. Пробуждение жизни. Голая, черная земля, осветившаяся первыми лучами восходящего над степью солнца, вдруг зашевелилась. Мелкая дрожь пролетела по ее влажной, мягкой кромке. Откуда-то, наверное, с небес, послышался голос органа, гармонично вписанный в звучание оркестра, что придавало торжественность моменту возрождения жизни на земле. Земля стала набухать, растрескиваться и как огромное полчище спрятанных под землей воинов с копьями, начала проклевываться трава. Она росла очень быстро. Первые сантиметры тоненького, но мощного стебелька, сумевшего раздвинуть
плотную сырую землю, сдвинуть камушки, сразу давали листики. У некоторых стебельков листва росла сразу, у некоторых разворачивалась из трубочек. Листья увеличивались в размерах, толкая друг друга в неистовой гонке жизни. Не успев окрепнуть, среди мелкой листвы проклюнулись бутоны. И, о чудо! Грязная, черная степь, мгновение назад покрывшаяся сплошным зеленым ковром, стала преображаться. Постепенно хаос ярко-красной капели красок залился сплошным ковром неописуемой красоты маков и тюльпанов. Они рвались к солнцу. Солнцу, восходящему каждый день над степью и дарующему жизнь всему произрастающему на планете Земля. Легкое дуновение ветерка, пробегавшее над только что рожденными цветами, поднимало ярко красные волны, которые ласкали взор, и, казалось, Рай спустился на Землю. Солнце восходило над линией горизонта все выше. Его красные тона сменялись еще более яркими бело-желтыми, с периодическим вспыхивание голубого, оранжевого и даже фиолетового оттенка, многотысячной палитры природных красок.
Но в радостной и красочной солнечной симфонии, по-особому оттененной басовым ключом органа, появился диссонанс гармонического напряжения и стали прослушиваться тревожные нотки интернальной музыки. В воздухе появилось ощущение напряжения. Предчувствие грозы рождало страх, а подсознание рисовало картины гибели и смерти. Орган затих. Тишина. Мертвая тишина…
Вдруг на горизонте, в противоположной стороне от солнца появилась черная тучка! В полной тишине она росла, приобретая то форму шара с плохими очертаниями, то чего-то вытянутого. Небо стало резко темнеть, и темно-фиолетовый оттенок на горизонте, сменил радужную палитру разгорающегося утра, и только вспышки молний озаряли черную тучу, так стремительно рвущуюся к земле.
Степь заволновалась, но не ласковыми волнами цветущей глади, а резко, даже неистово. Голос органа опять стал слышен. Мощь звука нарастала медленно, но его басовый тембр вызывал внутреннюю дрожь и какой-то животный страх. Мелкая дрожь у смотрящего пробежала от шеи до пяток. Страх охватил все в округе. Но страх от чего? Страх от кого? Понять это, в данный миг, было не дано.
Черная туча коснулась земли, там, далеко, почти на линии горизонта, и еще быстрее стала приближаться. И там, вдали, во всю ширь, которую только мог видеть глаз, от черной тучи в обе стороны разлетались серо-черные волны. Они поглощали красоту волнующегося степного моря, превращая его в застывшую восковую массу с пепельным оттенком.
Но земля не горела, и степная растительность не увядала — она истлевала. И бутоны маков и тюльпанов, как затуманившиеся от вековой старости хрустальные бокалы меняли свой ярко-красный цвет на черный. И, приобретя траурную окраску, они медленно растрескивались и рассыпались на сотни мелких, разлетающихся в разные стороны частиц.
Приближающийся черный образ стал ясно различим. Это рыцарь в темно-коричневых, с отливом черненой меди доспехах, похожих на скелет. Поверх доспехов, подчеркивая неистовую скорость движения, развивалась черная атласная накидка. Рыцарь восседал на вороной лошади, которая, словно уголь антрацит, невзирая на свою черноту, блестела, отражая свет далеких молний. Ее красные, налитые кровью глаза и ослепительно белые зубы, подчеркивали не только силу и мощь, но и отражали злобный характер, вероятно воспринятый ею от хозяина. Весь этот черный и неестественно блестящий конгломерат на огромной скорости летел над степью, словно стая воронов, предвестников смерти. Копыта лошади били по земле и от каждого удара количество волн разлетающихся в разные стороны все увеличивалось, одновременно поднималась пепельная пыль. Без огня и дыма сгорала степь. Тление — это признак смерти. За спиной рыцаря оставалась мертвая выжженная земля. И только застывшие, почерневшие бутоны, которые еще не успели рухнуть в бездну небытия, выдавали былую красоту степной жизни. Смерть пришла на Землю. Рыцарь в руке держал обоюдоострый черный меч, блики на котором говорили о том, что солнце еще могло пробиваться сквозь грозовые тучи. За его спиной торчала черная коса с блестящей окантовкой лезвия. Забрало на шлеме рыцаря было закрыто. Внешний облик рыцаря не был страшным. Его вид даже имел какую-то торжественность и абсолютное вековое спокойствие. Но он рождал внутренний страх, и от него веяло холодом, словно смотрящий оказался в пещере для погребения мертвых.
Каждый шаг лошади увеличивал пространство смерти и отнимал территорию и время у жизни. Орган на фоне оркестра звучал громко, ровно, и только резкий звон литавр, как вспышки молний вносил суету в гармоничное звучание оркестра. Мелодия имела современное звучание, но это была мелодия торжества смерти.
Рыцарь молчал, ничего не произносил. Ударов копыт также не было слышно. Если бы не звук органа, то было бы ощущение полной тишины. Но не природной степной тишины, а скорее безмолвного крика.
Мгновение – и рыцарь пролетел мимо смотрящего в лицо приближающейся смерти, обдав его пепельной пылью, но взгляд камеры его, смотрящего, не заметил, так как он стоял в стороне, на обочине дороги смерти, где еще теплилась жизнь. Еще не пришло его время – еще не наступил его час. Только развивающийся черный плащ, выжженная земля, разлетающаяся волнами в обе стороны от бегущей лошади, коса, торчащая над шлемом рыцаря, выдавали знакомый каждому образ – образ смерти, о котором знают все мыслящие существа, но встречи, с которым, никто не ждет, и жизнь на Земле, как и личная жизнь, кажутся вечной.
Шаги рыцаря-смерть по городу
Последний луч заходящего за горизонт солнца осветил медно-коричневый шлем рыцаря, и черным шаром в еще не потухших красках ночных сумерек смерть влетела в город, стоящий на горизонте.
Под покровом ночи эмоциональная жизнь в городе звучит ярче и интенсивнее чем днем. День дарит солнце, и свет обличает людей. Ночь – царство тьмы, и низменные инстинкты людей, не сдерживаемые обличающим светом солнца, губят душу, давая волю страстям тела.
Город купался в ярком свете рекламных щитов и огромного потока автомобилей, гул которых в некоторых местах заглушался многобитовой мощью хеви-металл рока. Дискотеки, кафе — везде полно народу. Город не работает – город гуляет, прожигают время жизни те, кто живет по принципу: от жизни нужно успеть взять все! В красивых, благоустроенных уголках города – толпы молодых людей с пивом и чипсами. Одетые в основном в кожаные и джинсовые куртки, красивые девушки и плохо ухоженные юноши в джинсах с небольшими дырками на бедрах. Некоторые девушки с распущенными волосами в коротких юбках и сапогах. Молодежь громко разговаривает, перебивая друг друга, вероятно, что-то обсуждают, смеются до упада, дергая ногами в тяжелых ботинках, что-то выкрикивают и даже орут. Самодовольство на лицах и хамство в поведении. Отсутствие нравов и мерзость запустения. Все тонет в покрове ночной тьмы.
На одном из зданий – песочные часы, подсвеченные желтым светом прожектора. Чей-то пристальный взгляд, обращенный на них, заставляет их увеличиваться в размере и вот они уже занимают на несколько секунд весь экран.
Ночь, как и время земной человеческой жизни, пролетела очень быстро. Солнце восходило над городом, отражаясь теплыми желто-оранжевыми цветами своих лучей в окнах домов. Яркие краски зеленой листвы и радужная палитра цветочных клумб, усыпанных словно бриллиантами, капельками ночной росы — все тянулось к свету даруемого солнцем.
Начинался новый день. Хотя сама дата, 30 мая 1999 года, ничем не выделялась из календарных дней, но день был необычный. Об этом свидетельствовал праздничный перезвон колоколов Свято-Ду¬хового кафедрального собора в городе Минске. Колокольный звон рождался где-то довольно далеко, но звучал мощно и призывно, затем стремительно уносился ввысь и медленно угасал у земли.
Колокольный звон – это что-то особое. Он заставляет человека поднять голову вверх и направить свой взор к небу, хотя человек порой делает это не осознанно, а чисто интуитивно. Многие люди останавливаются и с замиранием сердца слушают мелодичные переливы. Поразительно, но у большинства людей в этот миг нет никаких мыслей. Мозг освободился от суетных помыслов, и полностью внимает гармонии звука, мелодии и, как кажется, остановившемуся времени. На душе становится легко и светло. Душа, в это мгновение, позабыв о земных, бытовых проблемах словно вернулась в свою обитель, откуда она пришла на Землю – в Горний мир.
Многие люди останавливаются, крестятся и с умилением смотрят вдаль, словно своим взором пытаются догнать улетающие звоны – вибрации вечности. Но…, некоторые люди с озлобленным лицом и внутренним страхом, насупив брови, сморщившись и сгорбившись под тяжестью непосильных проблем земного бытия, бегут прочь, подальше от этого звона. У каждого своя дорога, свой путь.
Все точно также было и в этот день — День Святой Троицы.
Этот праздник является значимым для православной церкви, а для города Минска вдвойне, так как данный праздник, образно выражаясь, предваряет День рождения Свято-Духового кафедрального собора – одной из главных святынь Беларуси, красивого архитектурного строения XVII века в софийском стиле.
В кафедральном соборе, как и во всех православных храмах, в это время шла праздничная служба.
— «И сказали Аарону: «Сделай нам богов, которые предшествовали бы нам; ибо с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что случилось. И сделали в те дни тельца, и принесли жертву идолу, и веселились перед делом рук своих. Бог же отвратился и оставил их служить воинству небесному, как написано в книге пророков….» — ровным голосом читал Деяния Святых Апостолов дьякон. Но прихожане, почему-то, были крайне невнимательны. Многие из них перешептывались, некоторые периодически оборачивались назад… Такое поведение в храме несвойственно верующим людям, но данная служба в кафедральном соборе проходила именно так.
Вдруг священник прервал чтение Евангелия. Он медленно поднял голову вверх, его взор был направлен на самую верхнюю икону иконостаса – икону Иисуса Христа. Его взгляд отражал внутренний и душевный страх. Через миг он с силой зажмурился. Затем открыл глаза и перевел свой взгляд еще выше – на икону Бога Отца. Лицо дьякона выражало тревогу, взгляд был несколько испуган, руки дрожали, и, казалось, Евангелие может выпасть из его рук. Он опять закрыл глаза. В храме воцарилась тишина. Молчание дьякона явно затянулось. Это была не просто пауза, чтобы глубоко вдохнуть и продолжить далее чтение Святой книги. Это было глубоко выразительное молчание, явно чем-то продиктованное.
— Закройте двери в храм! — вдруг раздался громкий и тревожный голос дьякона, который продолжал стоять с закрытыми глазами, – Чтобы гремящая музыка беснующейся черни не мешала служению Господу! — он закрыл Евангелие, положил его на левую руку, правой перекрестился, тяжело вздохнул и тихим, но взволнованным голосом сказал:
— Господи! Прости меня грешного. Прости меня грешного, Господи! Прости и их, неведающих, что творят…
Его волнение было понятно. Ведь давая такое распоряжение, он нарушал церковный устав по проведению службы: дверь в храм во время службы должна быть открыта.
Молодой мужчина, стоявший недалеко от входных дверей, повернулся, подошел к двери и закрыл ее. В храме стало тихо. Музыки в стиле «хеви-металл рок», звучащей из мощных музыкальных колонок фирмы «Евромода», располагающейся в доме физкультуры неподалеку от храма, на улице «Немига», и врывавшейся в храм через открытые двери, больше слышно не было.
Лица прихожан стали тревожными. В душе появился какой-то ничем не объяснимый страх. Страх предчувствия какой-то трагедии. Но трагедии связанной с духовностью. Значит большой, общенародной. Предчувствие трагедии, рожденное в подсознании это действительно страшно.
Взгляды всех присутствующих на службе были направлены на дьякона. Он открыл Евангелие и спокойным голосом продолжил: «При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились….» (Деян. Св. Апост., II, 1 – 2.).
Служба закончилась как обычно. Люди начали выходить из храма. Через открывшуюся дверь в храм вновь ворвались душераздирающие звуки «хеви-металл рока». Пожилые люди, выйдя на ступеньки храма, возмущенно покачивали головой и крестились, глядя в сторону дома физкультуры.
Около семнадцати часов на площадке между дворцом спорта и домом физкультуры собралось огромное количество молодых людей. Шум, гам, улюлюканье и неистовые крики висели в воздухе над собравшейся толпой, пришедшей на концерт группы «Манго-Манго».
День был по-летнему теплый. Светило яркое солнце, отражающееся в водах реки Свислочь. Мелкая рябь, пробегающая по реке, словно фокусник, жонглирующий огненным шаром, подбрасывало яркое солнышко, отчего его длинное отражение, в виде желтого хвоста, только увеличивалось.
Это место удивительное. Где-то там, под асфальтом, в бетонных трубах есть маленькая живоносная жилка реки, воспетой в поэме «О Вещем Олеге» – Немиги. Люди превратили Немигу в бывшую реку. Она протекает у подножья горы на которой стоит главная национальная святыня — Свято-Духов кафедра¬льный собор. Это место, на котором наши предки неоднократно били раз¬личных завоевателей. Это место, где зародился древний город «Менск». Это сердце нашего города, нашей столицы, а, значит, и нашего государства. Израненное множеством войн. Политое кровью наших предков — защитни-ков Отечества, но живое — Немига течет еще.
Сердце, с точки зрения христианства, есть место пристанища и обитании духа и души. Духа, который хранит каждого человека, а в данном месте — нашу землю, нашу нацию. Это место и сегодня бережно охра¬няется островками духовной чистоты. Посмотрите, как скорбно взирают на Немигу с близлежащих холмов Свято-Духов кафедральный собор, церковь Петра и Павла (стоящая на бывшем берегу Немиги), церковь Марии Магдалины (стоящая на берегу реки Свислочь), небольшая часовня в честь воинов, поливших своей кровью землю Афганиста¬на, (приютившаяся на «Острове слез» на реке Свислочь), разрушенная в довоенные годы большевиками Свято-Духовая церковь XVII-го века, вместо которой был построен пивной бар, получивший название у народа «Под липой», так как рядом росла большая старая липа. Под асфальтом бывшего проспекта П.М. Машерова, ныне «Победителей» прямо на месте проводимого концерта, погребены остатки храма Рождества Богородицы.
Именно на этом месте, месте слияния Свислочи и Немиги, в XV-ом веке была построена первая церковь в городе Менске, о чем сейчас свидетельствует только камень с исторической надписью. И все это в радиусе ста пятидесяти метров! Такого сосредоточения храмов, где человек очищается духовно и возвышается над мирской суетой нет нигде на нашей земле!
В этот день, на этом святом месте, уже не в первый раз проводилась шумная молодежная тусовка – праздник пива, на которой в очередной раз пытались растоптать или дотоптать духовность нации беснованием под «хеви-металл рок», «брейк-бит», «трип-хоп», «транс» и прочие супермодные направления современной музыки. Все это, со слов молодежи, позволяет расслабиться, почувствовать себя независимым ни от кого и ни от чего — полная свобода во всем! То есть в поведении и пос¬тупках. Что это — действительно отдых и развлечение, или зомбирование толпы на коллективные неконтролируемые даже подсознанием поступки?
Внезапно оглушительный гром музыки обрушился на неистовую толпу. От неожиданности большинство молодых людей присело, вжимая голову в плечи. Но это только в первую секунду. В следующий миг все дружно вскинули руки вверх и рев толпы заглушил даже мощь многобитовых колонок. Живой океан пришел в движение.
Многие люди, волей случая оказавшиеся рядом с беснующейся молодежью и проходящие мимо, неодобрительно покачивали головой, некоторые крестились и со страхом смотрели на происходящее.
Концерт набирал обороты. Взгляд со стороны на поведение подрастающего поколения позволял безошибочно увидеть внутренний мир каждого подростка. Но духовные люди в первую очередь говорили о беззащитности детей, брошенных на поле боя этой «странной» войны, ведущейся против нашей страны за умы и души наших детей. По щекам многих ребят текли горючие слезы, а глаза, вместо голубого неба, отражали неописуемую тоску. Толпа жаждала, но не могла хотя бы дотронуться до одежды своего кумира, рок-идола, выплясывающего на сцене. Тысячи протянутых рук, словно щупальцы огромного чудовища, продолжали хаотично тянуться в сторону музыкантов и дарить призрачную надежду ухватиться за сапог или край одежды духовного идола. «Не сотвори себе кумира», так гласит одна из заповедей Библии. А нарушение заповеди, как нарушение любого закона влечет за собой наказание, пусть даже природной стихией.
Неожиданно из-за «высотки» показалась небольшая черная тучка. Она стремительно разрасталась в размерах. Черная, местами с фиолетовым отливом, по форме, она напоминала черного рыцаря. Возможно именно по этому она казалась зловещей. На нее никто не обращал внимания. Музыка гремела, рок-идолы плясали, молодежь, подражая своим кумирам, бесновалась. Туча продолжала приближаться к собравшейся толпе людей.
Вдруг произошло что-то необъяснимое. На фоне ярко светящего солнца хлынул дождь и, одновременно, крупный град стеной обрушился на людскую толпу. Природа не позволяла собравшимся осквернять и растаптывать святое место – сердце земли белорусской, хотя бы в этот святой день.
Уникальность явления «град с дождем средь ясного дня», заключалась еще в том, что этот ливень прошел очень узкой полосой, а град был только над местом беснования молодежи под душераздирающие звуки рок-группы «Манго-Манго». Даже в Троицком предместье, на противоположном берегу Свислочи, града уже не было. Рядом возле памятника «Минск город-герой» на проспекте им. П.М. Машерова и в другую сторону, возле кафедрального собора продолжало светить солнце, и только мелкие водяные капельки, приносимые ветром, говорили о том, что где-то рядом все же идет дождь.
Полоса «стихии», именно полоса, порожденная природой над Немигой, привела в движение беснующуюся толпу молодежи, а рыцарь-смерть указал им путь и посеял страх перед водой, льющейся с неба.
Обезумев от музыки и от страха, осознав свою незащищенность, ребята, что было сил, бросились бежать, обгоняя один одного, словно соревновались в неистовой гонке жизни – кто быстрее добежит до финишной черты, до последней ступеньки на которую ступит нога живого человека…
Молодость и красота, острый ум и пылкость чувств, приятность жестов и манер, чистота помыслов, все растворяется и исчезает, словно в бездне, в обезличенной толпе.
Внезапно, среди бегущей толпы молодых людей, стал четко заметен черный рыцарь на черном коне – рыцарь-смерть! Он здесь! Он рядом! Он среди нас! Его плащ развевался поверх голов бегущих людей. Но на него никто не обращал внимания. Его не замечали. Он, словно свой среди своих. Молодая, неокрепшая душа – убитая ложным идеалом, потеряла дорогу к истине, и, без подпитки вечных ценностей, она духовно слепла и погибала, превращая человека в ходячий труп.
Рыцарь-смерть придерживая лошадь за удила, мчался вместе с ревущей толпой к подземному переходу над Немигой. Рыцарь пришел в неописуемый восторг. Такой массовой работы у него давно не было. Он взревел! Его страшный, резонирующий голос, с металлическим оттенком, был продолжением резко оборвавшейся, недопетой песни солистом «Манго-Манго». Очумелая толпа молодых людей с ревом и улюлюканьем неслась, как им казалось, к спасительному подземному переходу. Скорее под землю…!
Но сквозь топот и рев многотысячной толпы можно было услышать и человеческую речь, взывающей к разуму.
— Глеб! Глеб! Чего мы туда бежим? К Дворцу спорта ближе! – задыхаясь, вопрошала девчонка, державшаяся за руку парня. Но Глеб не отвечал и продолжал тянуть ее за собой.
— Игорь! Смотри! Вот же рядом открыты магазины! Давай туда! Но животный инстинкт, пробудившийся во время концерта, не позволял думать, и все действовали только по инстинктам, по законам толпы.
Люди, выходившие в этот момент из метро, из подземного перехода над Немигой, остановились и словно окаменели. Они увидели огромную обезумевшую толпу, надвигающуюся на них и, словно черная грозовая туча, заслоняющую собой свет солнца, которое светило и продолжало дарить тепло совсем рядом – на Немиге.
Добежав до заветной цели, толпа, словно живая бесформенная масса, втекла вглубь подземного перехода, подминая под себя всех, кто встретился на ее пути и своих, самых быстрых, тех, кто прибежал в числе первых к финишу – последним метрам жизненного пространства.
— А-а-а!!! Помогите! Стойте! Стойте!– сквозь рев толпы прорывались девичьи голоса.
— Стойте, сволочи! Стойте! Там внизу люди! – кричал молодой милиционер, пытающийся противостоять безумному людскому потоку, упираясь в живую, текущую в подземье, людскую толпу.
— Не толкайте! Не толкайте людей в спину! – душераздирающим голосом кричала девушка с обезумевшим от страха взглядом, прижатая к стене перехода.
Спуститься вниз подземного перехода, сбежать по ступенькам было невозможно. Задние ряды напирали и толкали в спиты притормаживающих впереди. Те, в особенности девушки, не удерживаясь на своих каблучках, падали на ступеньки. Стон! Крики о помощи! И безумные вопли упившихся пивом молодых людей, все смешалось.
— Дави их! – орало тупое, бритоголовое лицо, с разбегу запрыгнувшее на образовавшуюся гору из упавших людей.
Некоторые ребята пытались безуспешно вытянуть девушек из увеличивающейся кучи человеческих тел. Неиссякаемый поток текущей человеческой массы сбивал всех, кто пытался противостоять или подняться из образовавшегося у входа завала. Кто-то сверху вниз кубарем скатывался по головам лежащих внизу. Чей-то черный ботинок на толстой подошве, одетый на торчащую из кучи людей ногу, придавил прямо к стене бледное, обездвиженное лицо молодой девушки, немножко прикрытое длинными, мокрыми, светлыми волосами. Рядом с ней, на спине лежала другая девушка. Из-под завала из человеческих тел видна была только ее грудь и запрокинутая голова. Ее голубые глаза уже ничего не отражали. Пальцы, на вытянутой правой руке, подергивались, как бы пытаясь за что-то ухватиться. Ее губы подрагивали, словно желая сделать хотя бы один вдох. Чуть поодаль, между шевелящихся тел, торчала с закрытыми глазами, голова молодого человека, как-то неестественно повернутая к спине.
— А-а-а!!! – что есть силы в истерическом припадке кричала девушка, стоя на коленях несколько в стороне от горы из людских тел, ударяя со всей силы кулаками по каменному полу подземного перехода.
В подземном переходе, совсем рядом с образовавшимся завалом стояла маленькая девочка в голубом плащике, с заплаканными глазами. По ее щекам катились крупные слезы. Она тянула дрожащие ручки к людской куче и обессиленным, задыхающимся голосом звала маму.
Из-под человеческих тел по ступенькам потекла кровь…
Рыцарь-смерть остановил лошадь у самого входа в подземный переход, несколько свернув в сторону. И надменно, с высоты своего положения, взирал на все увеличивающуюся в размерах гору из человеческих тел.
На какое-то мгновение вдруг установилась тишина. Солнечный, золотистый свет пробивался в поземный переход освещая лица тех, кто смог преодолеть ступеньки смерти. Белые ангелы, один за другим, стали взмывать ввысь над входом в подземный переход. Это были души тех, кто окончил свою земную жизнь в этот момент, на этом месте. Они, словно журавли, оставляя родину перед дальней дорогой, кружили и кружили, не смея оставить данное скорбное место. Их количество росло. Все новые и новые души – подобные небесным ангелам, взмывали ввысь.
Маленькая девочка посмотрела поверх горы из шевелящихся человеческих тел в образовавшуюся маленькую брешь, через которую, как знак спасения ворвался солнечный луч.
— Мама! – удивленно сказала девочка. И один из белых ангелов подарил ей милую улыбку и прощальный взгляд. Она, подняла свою ручку и, ничего не понимая, но, чувствуя душевную теплоту, махнула ему в ответ.
Солнце уже стало клониться к закату, а 53 души, оставив свои тела, в образе ангелов продолжали кружить над подземным переходом через Немигу – «переходом от жизни к смерти».
Люди задавили людей как табун зверей.
На следующий день, ближе к вечеру, стройная молодая девушка, с загадочным именем Вита, студентка второго курса медицинского института, со свечей в руке спустилась в пустой переход над Немигой, и стала читать стихи, которые уже появились на стенах подземного «перехода от жизни к смерти»:
«Вели ступеньки прямо в ад,
В страданье, смерть и холод.
И нет дороги в жизнь — назад
Для тех, кто был так молод ..».
«… Навеселе все ринулись куда-то
Крича, смеясь, бежали все в метро.
Всем было весело, девчонкам и ребятам,
Как будто жить им вечно суждено...».
«… А сзади все смеялись и толкали,
А впереди топтали хрупкие тела....».
«Без Бога нация — толпа,
Объединенная пороком.
Толпа слепа или глупа,
Иль, что еще страшней — жестока...».
По длинному подземному переходу ветер гонял какие-то листы бумаги и обрывки газет. Была полная тишина. Вита слышала удары своего сердца. Она подошла к ступенькам, зажгла свечу от других уже стоящих тут. Аккуратно поставила ее в небольшую выемку на плите, в уголок, перекрестилась. Постояла несколько минут, не отрывая глаз от ступенек с пятнами плохо смытой крови, и, несмея на них ступить, медленно стала уходить в обратную сторону по длинному, длинному подземному переходу, словно по туннелю, в конце которого виднелся свет заходящего солнца.
Там где свет – там жизнь!
Временной поток — рыцарь-смерть о смерти
В этот миг рыцарь-смерть вылетел через арку домов из двора и, пришпорив лошадь, полетел прочь, чуть касаясь земли, по дороге с редко едущими автомобилями. Во время его движения по красивому, широкому проспекту, освещенному лучами уже поднявшегося, весеннего Солнца, голос за кадром пояснял картину происходящего:
«Он очень спешил. Ему нужно было успеть на перекресток, оставались секунды земной жизни у людей, сидящих в автомобилях и спешащих на встречу с ним. Опоздание было невозможным. За чуть более чем семитысячелетний период своего существования на Земле этого не произошло ни разу. Когда-то давно, по меркам людей он, рыцарь-смерть, как тень Адама, Богом изгнанного из Рая, вместе с ним шагнул на Землю. И он, впервые в истории своего существования, словно буравчиком, с трепетным чувством, замешанным на несовместимых категориях нежности, страха и любопытства, истянул душу Авеля, младшего сына Адама. Но, хлебнув крови, почувствовав вкус своей работы, он больше никогда не допускал сентиментальностей. Осознав себя властелином над человеками, он упивался удовольствием от полноты власти. Власть – сделала его самодовольным и самодостаточным. Власть – дала ему ощущение гордости. Власть – возвысила его над людьми. Власть – стала его внутренним состоянием, его душой. Порой он ничего вокруг не замечал, только власть, как особая категория его внутреннего состояния, существовала в нем. Он самодовольно упивался властью, порой, не замечая потока реально текущих событий. Он даже забыл, что и он, власть имущий, смертен! И, что на восьмом тысячелетии жизни на Земле от сотворения Мира, которое уже начало свой отсчет, он будет уничтожен ввиду истекшего времени жизни земной, ввиду конца бытия Мира сего. Холодный расчет, жесткость стали основными категориями в его работе. Внутренний страх, глубоко спрятанный под панцирем его одеяния, иногда всплывал, напоминая ему о встрече с неподвластным ему и Всемогущим – с Иисусом Христом».
В этот миг он пролетал мимо Кафедрального собора и, даже его лошадь, резко остановившись, встала на дыбы и шарахнулась в сторону, чуть было, не сбросив всадника. Он, прикрыв плащом свою голову, чтобы не видеть кресты собора, пришпорил лошадь, которая понесла его еще с большей скоростью с этого ненавистного места, подальше от крестов христианского храма, которые напоминали ему об Иисусе Христе.
С высоты птичьего полета были хорошо различимы улицы города. Вот проспект, по которому, пришпоривая лошадь, летит рыцарь-смерть. Впереди него, заметно выделяясь от остальных автомобилей, на большой скорости мчится черный автомобиль к перекрестку. А вот другая улица, чуть ближе к краю города, по которой к тому же перекрестку с проспектом на большой скорости несется другой автомобиль – они спешат на один и тот же перекресток…
Голос за кадром продолжал: «Он, всевластный рыцарь-смерть, он, обращающий в тление все на Земле, он, знающий во стократ более чем эти мелкие людишки, он боялся второго прихода Иисуса Христа, ибо тогда конец Миру сему, а значит и ему. Он всемогущий рыцарь-смерть истлеет как тела людей, из которых он вырывает души, даруя им свободу. Он исчезнет из необъятных просторов космоса, и не будет ему места нигде. Нет уголка на безбрежных просторах Вселенной, где бы он мог укрыться от всевидящего Ока Божьего. Он исчезнет, а ангельские души людей будут жить вечно, за порогом вечности. Значит люди сильнее его, его всевластного сегодня. Все проходит – и жизнь, и существование. От этой безысходности рыцарь все более становился кровожадным, ему хотелось побольше работы, он от нее не уставал, потому что он любил ее, ибо это было его сущностью и смыслом.
Рыцарь-смерть всегда был в нужное время в нужном месте. Смерть вездесуща, она пронизывает пространство Земли и она всегда рядом – рыцарь-смерть, стоит у порога каждого. Благо духовная сущность его, и параллельный, невидимый для людей, значит непознанный мир, в котором существует он, рыцарь-смерть, помогает ему жить в потоке земного времени, текущего на Земле из будущего в прошлое через настоящее.
Но в седьмой, последний период человеческой эпохи, в это нынешнее, последнее тысячелетие жизни людей на планете Земля, работы ему значительно прибавилось. Время его власти на Земле истекало. Он это понимал. И с еще большим рвением спешил к своим жертвам. Спешил насладиться своим смертоносным могуществом и своей страшной властью сеять смерть. Космические законы воздаяния за отступничество людей от путей Творца, действовали ему на руку. Он злорадно ухмылялся, видя, как черствеют сердца людей, как разумные создания Божии упиваются грехом и погрязают в невежестве. Да, работы только прибавилось. Надо спешить. Время сжимается, подчиняясь своим энергоинформационным законам».
Рыцарь слишком долго задержался возле мальчугана в городском дворе. Он на это потратил несколько лишних секунд потока земного времени. Его холодный и надменный взор был прикован к красивой молодой плачущей женщине.
Перед взором рыцаря возник пейзаж знакомого дворика, где он был минуту назад и образ молодой плачущей женщины, которая кричала: « Я не хочу жить! Помогите!»
Но время ее земной жизни было еще сильнее его — его, всемогущего рыцаря, имеющего власть над всем живым на Земле, но только в назначенное время, только в назначенный час!
Рыцарь придержал лошадь и медленным шагом продолжил свой путь. Голос за кадром озвучил мысли всемогущего рыцаря: «Он не мог понять, откуда в нем появилось чувство некоторой неуверенности. Почему он задержался и столько времени уделил этой плачущей даме? Почему ее образ вернулся к нему опять? За все его многотысячелетнее существование он подобное чувство испытывал только при встрече с Иисусом Христом. Но тогда было все понятно, Сын Божий светился как Солнце, изливая свет любви окружающему миру и людям – творениям Божьим. А здесь …?»
Рыцарь привстал в стременах и у него вырвался волчий вой, окрашенный эхом железного шлема. Он все понял! Он опять встретился с исчезнувшим в людях чувством — чувством неизмеримой любви! Любви матери к своему сыну.
Он поднял лошадь на дыбы, со злостью лягнул ее шпорами и вихрем, словно смерч, рожденной природной стихией, понесся в поднебесье.
Уже с небес, словно из вечности, раздался наглый, словно фатум, голос рыцаря-смерть, который заглушал шум невещественного ветра – потока мыслеобразов смерти, ограниченной временем земного бытия: «Перед людьми — бездна вечности, позади — бездна бытия, пусть и ограниченного временем: вчера, сегодня, завтра; каждый день приближает человека к могиле. В этом, земном мире, вы, люди, живете, словно в темнице, над вами произнесен смертный приговор, — с пафосом отметил рыцарь-смерть, — но вы это не осознаете, ибо духовно слепы. В любой миг я, рыцарь-смерть, как тюремный страж, могу без стука войти в двери человеческой жизни и повести вас, узников земного бытия, на место казни – к ступеням небесных мытарств.
Время – энергия, данная Всемогущим Творцом для развития и существования материи. Но грех, падшего Адама, исказил суть материального мира, переродив время в зверя, который, в погоне за добычей, гонит вас вперед, не давая ни на час остановиться для передышки: осознанный миг становится прошлым, лишь мечта способна проникнуть в безбрежное будущее, которое является категорией вечности, ибо не существует в настоящем материальном мире.
Время – это энергетический поток, рождающийся в вечности, но будучи инородным вечному, извергается в тленный мир огромным безбрежным океаном эфирного ветра: из будущего через миг настоящего, он поглощается прошлым. Люди лишь ощущают время — как субъективную реальность, но познать, даже понять его не в силах, ибо познают духовный эфир немощным умом и материальными методами, поэтому не имеют успеха.
Вы – человеки, осознаете время как категорию «прошлого»; не понимаете сути «настоящего», и видите смысл «будущего» в материальных благах материального мира; в удовольствии и комфорте тела – этого куска земли, пусть и служащего храмом для души. Но, это категории ограниченного материального мира – имеющего начало: «В начале сотворил Бог небо и землю»; и имеющего конец, о котором сказал Творец: «Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец…». Если вы не можете понять, то, что видите и осязаете, то разве сможете понять сотворенную вечность мира ангельского, в которой есть начало, но она – вечность! Можете ли вы родить мысль из своего широкого научного кругозора, чтобы не понять, не исследовать, а лишь осмысленно произнести: вечность, в собственном значении безначального Божественного бытия — это…, — рыцарь злорадно ухмыльнулся, заранее зная лукавство материального мышления людей – желаемое, выдавать за действительное, а не стремиться аргументировать истину, — Духовные слепцы, вы упиваетесь ложными знаниями своего ограниченного в познании истины ума, забыв о безбрежности океана вечности, видите смысл своей великой миссии в земной могиле – там, по вашему мнению, точка невозврата времени. Может ли вечное и духовное вместиться в ограниченном и материальном? Может ли река потечь вспять? Если время – энергия, рожденная в вечности, истекающая из энергий Творца, которая, не сливаясь с миром, пронизывает его – может ли оно течь из прошлого, значит ограниченного, ибо прошлое осознано.
Время течет из будущего – вечного и безграничного, рождая в завихрениях земного, материального, миг настоящего, который равен одному хронону – энергетической частице времени, неделимой и ограниченной и, исчезает, дав возможность родиться материальному объекту, именуемому, сознанием человека настоящим, но оно суть прошлое. Время не существует в прошлом. Оно – энергия жизни, там, где окончил свой путь хронон – там тление и смерть, разрушение и хаос, там нет энергии, там нет жизни. Хронон вездесущ: он живет в элементарных частицах, атомах, земле, планетах, человеке. Хронон – основа материи, ее жизнь и опора. Хронон принес энергию вечности в ограниченное материальное пространство – космос, дав жизнь, значит движение. Растворившись в настоящем, родив прошлое, он исчезает для материального, ибо над прошлым царствует смерть. Смерть там – где нет хронона. Я, рыцарь-смерть сему свидетель, ибо я царь земного, я властен над всем, только двери прошлого для меня закрыты.
В прошлом нет времени, нет движения, нет объема, нет расстояний, только плоская страница «Книги жизни» записала, запечатлела все и вся. Но, есть Тот, кому подвластно прошлое — это Всемогущий Бог. Только Он может неведомыми путями проникать в прошлое – Он, вездесущ. Я, лишь исторгаю душу – вечную субстанцию, живущую в ограниченном теле – земле, приобретшей форму, которую принесла из вечности душа на крыльях хронона. Он, хронон, сердце души. Когда душа сквозь тернии и ухабы земного бытия, питаемая энергией хронона, прошла свой круг и уперлась в дверь вечности – я, рыцарь-смерть отворяю их, даруя вечному вечность, а земля – тело, в землю.
В вечности нет времени, и чувство настоящего, словно оно не миг, а длительный, осознаваемый период, как память вечной души о вечности. Это чувство подтверждает ваше бессмертие – вы будете жить там, где меня нет, — его костлявое, иссохшее лицо перекосилось гримасой ненависти к людям, но его мысли, о царстве временного, подвластного ему, продолжились, — Бог истинен, которого вы не желаете познать, или ощутить в своей жизни — Он не вложил бы в вашу душу жажду жизни вечной, если бы не было вечности — бессмертия. Гордость и самомнение мешают вам понять простое суждение о собственном «я». Ваша жизнь, словно летаргический сон, а во сне нет времени – субъективно ощущаемого…… и время, отключенное от вечности, пролетает, словно порыв ветра – невидимо, неосознаваемо…, только вдруг, крик из души: «Старость! Когда и куда ушли годы?».
Все видимое уничтожается временем; для вас смерть трагизм, которая пронизывает все существующее, словно судороги боли сотрясают вселенную, но за ширью этого бурного моря открываются берега «земли обетованной» — вечности. Однако, находясь в потоке времени, где все исчезает, вы тратите силы попусту: за внешним не видите внутреннего, за покровом времени — вечного и умираете, не подготовившись к моему приходу, приходу рыцаря несущего смерть.
Ваша жизнь, по сути своей и есть умирание, ибо каждый день приближает вас к последнему вздоху и последнему удару вашего сердца, за которым — наша встреча. От своих страстных желаний вы ослепли духовно и ваша вечная душа не может родить осознанную мысль: смерть – есть рождение в вечность. И я, рыцарь-смерть, царствую над этим.
Человек говорит о прошлом «было», и упивается гордостью науки — познав лишь маленькую долю законов природы – заложенных Творцом в способ существования материи. Одумайся, немощный раб горделивого сознания, смысл прошлого – в слове прошло, значит, безвозвратно исчезло. Но нет у Творца миров дискретных, значит разделенных и несовершенных. Все едино и все объемлет вечность. Когда хронон души замыкает круг настоящего – земную дорогу жизни, он приносит в «Книгу жизни», в вечность, место своего рождения и последнего пристанища, энергоинформационную субстанцию впитавшую прошлое. Это, по закону подобия, позволяет открыть двери к свету или тьме, растворяясь черным или белым пятном. Будущее – вернулось к своему вечному истоку – вечному настоящему. Поток времени замкнулся в круговерти вечной жизни…
Человек – немощный раб, питающийся ложными идеями своего лукавого ума. Ты даже не можешь понять направление эфирного ветра – времени. Разве человек, который идет по дороге жизни и ему дует ветер в лицо, разве ветер дует из прошлого в будущее?! Разве этот поток несет все, что было опять вперед?! Глупые людишки, это же настолько очевидно. Почему же ты, человек, утверждаешь, что эфирный ветер объемлющий тебя дует из прошлого? Мне смешно смотреть на потуги вашего немощного ума, который перепутал будущее с прошлым, истину с ложью, добро со злом, деготь с медом, тьму со светом. Чтобы познать время – необходимо понять смысл вечности — бессмертия.
Ваши души огромным водопадом несутся в бездну тьмы. Ад – это ваша безысходность, ваше будущее и ваша вечность.
Только чудо Божественного промысла и милости к человеку, в законе круга времен, дарует спасение из вечного небытия. Только единицы из вас понимают, что милостивый Отец сотворил человека подобным себе Богу-Творцу. Вы, немощные людишки наделены Творцом властью над природой и над своим осознанным временем. Человек может по воле своей остановить время, бросив вызов воли Отца – убить тело, разрушить дом души и шагнуть в вечность. Человек подобен Богу! Вы это слышите, но духовная слепота не позволяет вам понять заложенный в этом смысл. Вы можете управлять осознанным потоком времени – хрононом вашей души. В согласии с волей Творца изменить прошлое, очистить душу, очистить хронон, несущий энергоинформационную грязь прошлого в «Книгу жизни» — исповедью и покаяниям перед Отцом, вызвавшим из небытия душу в мир вечности и давшим энергию жизни – хронон, для путешествия по миру земному, чтобы душа сформировалась в личность и, определилось, что есть ее суть: сгорая светить или эгоистично потреблять, преумножая тьму.
Время – граница земного и моя сущность; бессмертие – категория вечности и ваша сущность, людишки… Настоящее во временном – это моя жизнь; настоящее, поглощенное прошлым – это ваша жизнь. Я не властен над прошлым, но прошлое подвластно вам. Ты, немощный человек, можешь его исправить, переписать – покаянием и исповедью стирается прошлое, запечатленное в вечности в «Книге жизни». Это не может понять твой ум человече – живущий ограниченными категориями ограниченного мира материи.
Человек! Если ты царь природы живущей по закону времени, — рыцарь-смерть расхохотался, — ответь на простой вопрос: почему течет время и почему оно управляет твоей жизнью…?
Смерть Сымона и Алены и мистика «Красного костела»
Ночь. Блеск в лунном свете и свете уличных фонарей мокрого, чисто вымытого асфальта. На большую, пустую площадь, покрытую узорчатой плиткой, неторопливо въезжает рыцарь-смерть. Шаг его лошади спокойный и размеренный. Тишину ночного города разрывает только звонкий цокот копыт его лошади. Рыцарь, незаметным движением потянул за удила и, лошадь послушно свернула за угол отеля «Минск». Они приблизились к зданию «Красного костела» и остановились прямо перед его входом. Рыцарь немного повернул голову влево и, как казалось, презрительно уперся взглядом в скульптуру Георгия Победоносца. Стоя неподвижно и довольно долго, он не отводил взгляда от скульптуры Георгия Победоносца, убивающего дракона, но не могущего убить его — рыцаря-смерть. В порыве гордости и, ощущая свое всевластие, он медленно обвел взглядом костел. Рыцарь дернул за уздцы и, приблизился почти вплотную к главному входу, остановившись буквально на первой ступеньке, он поднял голову вверх и пристально стал всматриваться в ажурную мозаику. В мыслях рыцаря пронеслось: «Это мои дела – повод сего рукотворного изваяния!» Вдруг он заметил на верху шпиля кресты и, в этот момент, он и его лошадь дергаются назад, почти приседая. В этот миг костел задрожал, и по нему побежали волны, словно по его отражению в воде. Изображение костела стало постепенно тускнеть и уменьшаться в размере, а вместо него все четче стал проявляться образ песочных часов, в которых по-прежнему сыпался золотой песок. Костел с волнами, бегущими по его отражению, переместился в нижнюю часть часов. Временное пространство сжалось, перебросив незримый мост из настоящего в прошлое.
1903 год. Город Менск. Эдвард Вайнилович, председатель товарищества работников сельского хозяйства, член Государственного Совета Российской Империи, в котором возглавлял фракцию Польского королевства, Литвы и Руси, сидел в кабинете своего особняка за массивным дубовым столом, на котором горела большая свеча. Взгляд этого мужественного человека с широким лбом, даже можно сказать с высокими залысинами, шикарными усами и короткой бородкой, был направлен не вдаль как обычно, когда он строил планы, а в неподвижном состоянии он смотрел в стол. Оперевшись на левую руку, он смотрел на чистый лист своего дневника. Это была довольно толстая тетрадь, исписанная событиями жизни. Ее страницы запечатлели жизненные проблемы, важные факты, решение которых помогало утверждаться в жизни, продвигаться по работе. Редко, но встречались там и хроники семейной жизни. Все это были события решения сложных вопросов, успехов, побед и утверждения. Эдвард в этой позе сидел уже давно, и видно было, что он никак не может начать писать. Взгляд его был несколько затуманен от накатившихся скупых мужских слез. Он вздохнул, опустил руку, отлистнул несколько страниц назад и начал читать: «…1897 год. Волей Божьей я стал звеном, вырванным из цепи жизни, но воля Божья и подняла меня. Бог наполнил меня силой, чтобы я не упал. Бог сохранил мне дочь, сохранил доброту моего характера и здравый ум, что было знаком милосердия Божьего над моей головой; это не позволило мне упасть в апатию и сомнения. Умер Сымон, мой сын, в возрасте двенадцати лет…». Он поднял мокрые глаза и стал смотреть в угол кабинета, в сторону камина в котором играли яркие языки пламени.
— Прошло шесть лет, — тяжело вздохнув, задумчиво сказал Эдвард. Он встал, заложив руки за спину, прошелся несколько раз по кабинету. Было видно, что он чем-то очень сильно взволнован.
Эдвард закрыл лицо руками и медленно подошел к углу кабинета, где на одной стене висела икона Божьей матери «Знамение», а напротив большой крест – «распятие Иисуса Христа». Между ними висела старинная лампада, огонек которой давал блики на распятии, и порой казалось, что Господь смотрит живыми глазами. Подойдя почти вплотную, он перекрестился и, став на колени, проникновенно начал молиться: « Господи, спаси всех, кто верит в Тебя и всех, кто не верит. Всем, кто в это мгновение теряет надежду, дай силы и направь их на путь праведный. Не дай нам погибнуть в путах дьявольских…».
Скрипнула стеклянная дверь книжного шкафа и медленно открылась. В ней отражался молящийся Эдвард: «Спаси, Господи, моих детей, родственников и друзей. Просвети наши очи духовные, чтобы видеть путь к райской обители, закрой от нас дорогу сошествия во ад. Подними, Господи, тех, кто упал, омой их слезами покаяния, и дай шанс спастись грешным душам нашим. Дай нам силы перенести утомление дня. Какие бы известия мы не получали в течение дня, научи нас принимать их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя. Во всех непредвиденных случаях не дай нам забыть, что все ниспослано Тобой. Руководи нашею волею, Господи, и научи нас молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить! Аминь!» Эдвард покорно склонил голову и так и остался стоять, в неком полузабытьи.
Уютная детская комната с большой тумбочкой у кроватки, на которой стоит подсвечник с тремя горящими свечами. Кровать старинная, с высокими резными ножками. На ней лежит, полусидя, опираясь на большую подушку, девушка девятнадцати лет с длинными, немного вьющимися русыми волосами, укрытая легким белым покрывалом. Она поджала колени и что-то рисует, иногда поворачивая голову чуть набок, как бы оценивая свою нарисованную картину. Бледный вид и легкая испарина на лице, подчеркивают ее тяжелое состояние. Она утомлена длительной болезнью.
Немного скрипнув, приоткрылась дверь в комнату, и в ней показался Эдвард, ее отец.
— Аленка, ты меня звала? – полушепотом спросил он.
— Нет, папочка, я тебя не звала, но ты вовремя, заходи, — тяжело, немного задыхаясь, проговорила Алена.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Ничего папочка, ничего. Слава Богу! Присядь, я тебе хочу сказать что-то очень важное.
Эдвард немного пододвинул стоящий у ее ног стул и сел. Нежный отцовский взгляд смотрел на Алену. К его горлу подкатился ком, и он ничего не мог говорить, только мокрые глаза выдавали его волнение. Он силой заставил себя глотнуть и немного дрожащим голосом прервал затянувшуюся паузу:
— Аленка, а хочешь, я тебе открою маленькую тайну?
— Я знаю, папа. Ты хочешь мне показать новое беленькое платье, которое вы мне приготовили. У меня же завтра день рождения! – задыхаясь, сказала Алена.
— Ах ты, проказница! От тебя ничего не спрячешь.
— Спасибо, платье мне действительно очень понравилось. Оно очень красивое, особенно розовая вышивка.
— Правда? Я очень рад.
— Завтра мы его оденем, и оно будет всегда со мной.
— Всегда, всегда? — несколько удивленно переспросил отец.
— Да, папа, все время.
Глаза Эдварда наполнились слезами, и по правой щеке покатилась крупная слезинка. Алена повернула голову в сторону подсвечника и, тяжело вздохнув, проговорила:
— Папа, вчера ко мне во сне приходил брат Сымон с ангелами. Они звали меня с собой. Я завтра уйду к ним. Я умру, и они сказали…, чтобы ты папа, — она в последний раз произнесла это слово, — построил вот такой костел из красного кирпича в нашу память и память о Святом апостоле Симоне и Святой Елене, и во Славу Божью, — это свое последнее предложение в жизни земной она говорила медленно, тщательно выговаривая слова, каждое из которых ей давались с трудом. Ее ручка дрогнула, обмякла, отец не успел взять протянутый листок и он словно лист дерева, оторванный осенним ветром, долго кружился в воздухе, не желая касаться грешной земли. В это мгновение был слышен голос за кадром: «Ему как белому ангелу хотелось взлететь вверх, к небу, но судьбой предначертано – падать вниз, и нет более сил удержать юную душу, дать дыхание телу, глазам видение, а сердцу доброту, смирение и любовь…»
Отец схватил листок, только что коснувшийся пола:
— Да, дочь моя, дорогая Алена, конечно…
Послышался бой часов, Эдвард повернулся и увидел, что на часах было двенадцать часов ночи. Начинался отсчет нового дня. Через приоткрытую дверь был заметен рыцарь-смерть, стоящий в коридоре и не смеющий войти в комнату.
Эдвард посмотрел еще раз на листок, затем его плачущие глаза взглянули на бездыханное тело Алены, с кроватки свисала ее рука, глаза были закрыты. Эдвард сжал что есть силы зубы и поднял голову вверх, к потолку, и ясно увидел храм – «Красный костел», и услышал песню, исполняемую ангельским голосом на белорусском языке, который так любил Эдвард Вайнилович:
«Згараў цудоўны дзень асеннi,
Лiсты кружылiся наўкола,
А я стаяў у захапленнi
Каля Чырвонага касцёла.
Шумела плошча неўгамонна,
Нiбы не ведала, не знала,
Што дабрадзейная Алёна
Мяне з табой благаслаўляла.
Каля Чырвонага касцёла
На флейце ты iграла сола,
I покуль музыка гучала
Яна мяне з табой вянчала.
I грукацела серца звонам,
I ад пяшчоты замiрала.
I вочы боскага Сымона
Усмешка радасцi кранала.
Плылi аблокi нiзка-нiзка
Нiбы самотныя анёлы
Было да Бога блiзка-блiзка,
Як да Чырвонага касцёла
Каля Чырвонага касцёла
На флейце ты iграла сола
I покуль музыка гучала
Яна мяне з табой вянчала…»
Вокруг улетающего в небесную даль «Красного костела» кружил белый ангел — это душа Алены, шагнувшая в вечность, увидела воплощенные детские планы в реалиях земного времени.
Рыцарь-смерть резко дернул за уздцы свою лошадь и пошел прочь от «Красного костела». Цокот копыт по-прежнему звучал эхом в ночной городской тишине. Он остановился на краю площади, медленно повернул голову, посмотрел еще раз на костел, а затем его взгляд переместился на зрителей в зал. Несколько секунд он пристально разглядывал сидящих зрителей, затем отвернулся и медленным шагом скрылся за углом здания, стоящего на краю площади напротив главпочтамта. Часы на главпочтамте показывали три часа ночи.
Внезапно мелкая дрожь, словно волны по воде, прошла по часам. Часы стали тускнеть и сворачиваться и, через какое-то мгновение, превратились в старинные песочные часы, в которых по-прежнему сыпался золотой песок – отмеряя поток прожитого времени.
© Copyright: Виктор Сущевич Август 2016
Свидетельство о регистрации: №14707422784007
Благодарю.