— Василь, что ты там бормочешь? – донеслось где-то рядом. – Едь домой, а я ещё прогуляюсь. Мне нужно.
Здание клиники, у которого стояли два человека, уже укутывалось в вечернюю тёмную шаль. Загорались первым электричеством звёзды. Ляповатая штукатурка легла махровым халатом на плечи несуразного архитектурного великана. Но от этого Василю теплее не становилось. Только что умные очки в белом халате сказали, что его жене осталось жить несколько недель…
— Василёк, ты слышишь меня? Уезжай. Я буду позже.
В горло как будто всадили кол. От боли загнили ровные серые плитки тротуара. Вокруг танцевали расплывчатые силуэты, словно смотришь глазом сквозь неподходящую линзу…
— Кх-х-хм, да. Я слышу, — прокашлялся мужчина. — Но всё же, поехали вместе, всё обсудим. Так будет проще.
— Мне теперь всё равно, что делать и куда ехать. Лишь бы скорее это всё прекратилось.
— Не говори так. Ты не должна так говорить! У нас…
— У меня! — выхватила фразу Марина. – Уже! Нет! Никакого времени! Застегни куртку, двух больных мы не вынесем.
Затем высокий тонкий силуэт развернулся в сторону метро и мерно зазвучали шаги, отбивающие такт невысоким каблуком. Василь глубоко вздохнул и побежал за ней под молочным светом двуличных фонарей.
Вся обстановка квартиры была теперь наполнена печалью. Скрипом заплакала дверь подъезда. Грустно смотрела с фотографии влюблённая пара на мужа и жену, молча раздевающихся в прихожей. Затаилась мебель в углах, боясь попасться на глаза. Один лишь холодильник воинственно забурчал в полной тишине.
— Как меня раздражает этот звук! – раздражённо бросила жена Василю. – Сделай с ним что-нибудь!
— Как же это я, — растерялся тот. – Если выключить холодильник, то что мы потом будем есть?
— Это ты будешь есть, — последовал язвительный ответ, — ещё немного и мне ничего уже не будет надо. Будешь радоваться жизни с Настенькой!
Василь не любил вспоминать об этом. Ведь измена, как всегда у всех бывает, получилась случайно. И он извинился на десять жизней вперед.
— Ну зачем ты так… Садись. Надо поговорить. Обсудить то, что будем делать дальше.
— Ничего мы не будем делать! Я болела уже давно! – раздался крик Марины. — Тебе не нужна такая! Я сама себе давно уже не нужна! Никому, никому, никому не нужна!
Женщина закрыла лицо руками и мелко затряслась в истерическом припадке, где крик и слёзы перемежались с такой нежностью, которой в обычной жизни и не встретишь. Так отчаянно любят на закате, когда ещё вот-вот и у тебя больше ничего не останется, кроме мифической жизни «после». Так любят в последний раз.
Буря поутихла. Василь сидел рядом с Мариной на выцветавшем диване, бережно держа её руку, словно от малейшего нажатия она могла рассыпаться.
— Милая, мы сделаем операцию. Доктор же сказал, что это верная надежда на то, что ты будешь жить.
— Откуда же взять столько денег? – всхлипывала женщина. – Нет их у нас, даже если продать всё, что есть.
— Найдётся, — уверил Василь. – Остался дом от моих родителей, от твоих! Мы продадим эту квартиру и дом, будут деньги на первое время!
— Да хоть ты себя продай, дурак! Хоть меня продай, не хватит этого!
— Я же сказал, найду!
— Ничего мы уже не найдём, всё потеряли, всё, что у нас было! Всё потеряли, – зарыдала Марина.
Ночь была зловеще спокойной. Василь всю ночь следил за женой, которая молча сидела в углу кухни и впервые за всю жизнь курила. Сам он не сомкнул глаз, боясь, что она может что-то с собой сделать. Так и сидел рядом, пока солнце, сонно потягиваясь, не достало лучами до занавешенного окна. Теперь Марина уснула. В полудвижении замерла тонкая бледная рука. Синие глаза потухли за окаймленной дымкой век. Темные волосы рассыпались по худым плечам. Чуть дымилась сигарета, доживавшая свой короткий век.
А ведь и в самом деле, жизни уже не будет. Детей нет. Ребенок мог бы быть у него, но Настя тогда обманула. Сколько же намучилась Марина, скрепившая сердце и отпускавшая его к «беременной» любовнице. И если жена вспоминала эти неудачные похождения, значит все было очень плохо. «А ведь все и так хуже некуда, — думал он. — Но это решено. Времени нет…». И на этом сон притянул Василя в свои тяжёлые объятья.
Марина проснулась через несколько часов судорожного сна мужа. Повела впалыми глазами. Встала. Медленно ушла в спальню, закрыв за собой дверь. От шороха Василь резко проснулся, как будто спохватившись. Жизнь голодом давала знать о себе. Нетвердой походкой он зашел в комнату, где спала жена. Исхудавшее тело, раскинутое на кровати, злобно терзал сон. Перед глазами резко возникла пустая комната. Шкаф с одеждой жены, на который будет больно даже взглянуть. И ни одна душа на земле не встретит тебя дома, смеясь и откидывая темные пряди с давно остывшего лба.
— Нет, — думал мужчина, — нельзя сдаваться. Я украду тебя у чего угодно…
Новый день тем временем крепко заваривался в чашке суетливого города. Василь дал объявление о продаже квартиры, на которое сразу же откликнулся некий Алексей Ерофеевич с приятным голосом. Основное было согласовано. Договорились, что Василь встретит возможного покупателя на вокзале. Времени оставалось всё меньше и меньше.
Зарецкие жили в городе уже больше пятнадцати лет, было немыслимо, что дальше придется жить за чертой цивилизации. Да еще и с плохой мобильной связью. Но имеет ли она ценность, когда разговаривать больше не с кем?
Василь приехал вечером на тучный от людей вокзал, чтобы встретить покупателя. За саблезубым черным ограждением ленты поездов раскатывались и сворачивались по противоположным направлениям. Гвозди вбитых в землю фонарей освещали площадку под обломанной табуреткой табло, куда и должен был подойти покупатель. В темноте мелкий дождь лез за воротник, коля открытые до локтя руки. Василь замерзал в теплый осенний вечер: «Чего же он опаздывает? Хорошо, что я оставил Марину с сестрой… Все равно нужно поторопиться». А ведь этот вечер был точно такой же как и тот, столько лет назад, перед свадьбой, но тогда было тепло, и всегда флегматичный Василь всё равно трясся от озноба. Марина помимо кучи сумок привезла с собой большущий пакет, в котором было свадебное платье. И он с легкостью подхватил все тяжести, зная, что пакет с легким платьем Марины, мешающий ей идти, в руки взять не сможет…
— Простите, вы Василь Адамович Зарецкий? — вернул на холодный вокзал грудной мужской голос.
— Да, а вы по поводу покупки квартиры…
— Так, именно, — приятный голос заворачивал Василя в бархат звука, — Алексей Ерофеевич Кондратьев. Спасибо, что встретили меня, не отказались. Я ведь, знаете ли, совсем не здешний.
— Ничего, это поправимо, — улыбнулся продрогший мужчина, глядя на стоящего под зонтом Кондратьева. — Завтра приезжайте по адресу, который я вам написал в письме. Буду очень ждать.
— Да, у меня оно с собой, — никак не отреагировал на улыбку покупатель, — а вот и такси. Еще раз спасибо, что встретили. Прощайте. До завтра.
И полноватый низкорослый мужчина отправился к услужливо открытой дверце автомобиля, оставив Василя, облитого необъяснимым высокомерием. Абсолютно разбитый, он сел в пустой трамвай и раскачивался под грохот мыслей по лезвиям рельс: «Чего это так? Да я что, хуже? Нет, не хуже, конечно. Ай, да какая разница, кто он, хоть чёрт лысый, главное достать денег. Нужны ещё хотя бы цветы для Марины, сегодня же годовщина. Она помнит, помнит, конечно… Как холодно. Освещение красивое у домов. Пусто так. Поесть бы. Спать хочется».
Когда Василь вышел из трамвая, вокруг засыпало всё, лишь сверкали жёлтым кошачьи глаза окон. В одном из цветочных магазинов, который ещё по своему обыкновению не закрывался, он лихорадочно купил целую охапку белых хризантем, любимых цветов Марины, как делал каждую годовщину. Теперь осталось самое тяжёлое: вернуться домой.
Инга, сестра Марины, встретила Василя с широко раскрытыми от ужаса глазами, при этом жестом показывая, что нужно быть тише. Это было сложно. В подъезде кто-то выкрутил все лампы, и пришлось как кроту тыкаться в стены при полной темноте, что у мужчины вышло не очень удачно: споткнувшись о ступеньку, он упал и расшиб лоб. Крови было очень много, и Инга ответила на весь поток вопросов Василя только тогда, когда обработала рану:
— Марина ничего не ела. Половину дня плакала, потом начала рыдать, снова началась истерика. Билась, ругала меня за то, что я её держу, тебя за твою мягкость. Больше всего ругательств она отвела для себя. Такой крик стоял… Стало невозможно, и я вызвала скорую. Ей вкололи успокоительное, после которого она плакала, потом утихла. Теперь спит уже несколько часов.
— Спасибо тебе, Инга, — спрятал лицо в руки Василь, — ты много делаешь для нас сейчас.
— Так бы сделал кто угодно для любимых людей.
— Нет, не каждый, Инга, далеко не каждый…
— Василь, расскажи лучше, как прошла встреча с вашим покупателем? – сменила тему она.
— Прошла неприятно, но он обещал посмотреть квартиру завтра, настроен очень серьёзно. Значит, надежда есть.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Инга, — теперь иди отдыхать. Марина проспит ещё долго, если верить тому врачу. И тебе, как я вижу, сон не помешал бы.
— Ты права, — устало улыбнулся Василь, — но и тебе пора домой. Маленькие дети не должны ночевать без мамы.
— Да. Проводи меня, пожалуйста.
В прихожей Инга заметила много белых хризантем, лежавших большой пуховой подушкой у зеркала, которых при суматохе не увидела. Синие глаза мгновенно потемнели от слез, и она, одевшись, повернулась к Василю, стоявшему у порога:
— Так невыносимо то, что сейчас происходит. Но ты держись, обязательно держись! Пока она будет видеть тебя не потухшим, в ней самой будет жизнь. Всё будет хорошо, деньги от квартиры и дома наших с Мариной родителей точно должно хватить хотя бы на операцию, с реабилитацией разберёмся позже. Главное не только верить, но и делать всё от нас зависящее! Мы сделали всё, что сейчас могли, осталось только ждать.
Инга подошла к Василю, крепко обняла его и твёрдо сказала, глядя прямо в зеленоватые глаза напротив: «Я очень люблю вас. И очень люблю Марину. Нам всегда говорят, что мы очень похожи, но, глядя на тебя, я понимаю, что вы похожи ещё больше. До встречи. Я всегда рядом с вами».
Расчувствовавшийся Василь ответил, закрывая дверь за высоким синеглазым силуэтом, исчезнувшим в темноте подъезда:
— Вы очень похожи… Очень. Спасибо, спасибо тебе…
Долговязая тень в прихожей с погашенным светом повернулась в сторону спальни: «А ведь я совсем забыл о цветах для Марины. Просто оставлю их рядом. Хорошая моя обрадуется, она всегда им радовалась». Уложив цветы рядом на кровати, там, где он обычно спал сам, Василь прошёл в соседнюю комнату, прилёг на небольшой диван и уснул, так и не раздевшись.
Через несколько часов проснулась Марина. Глаза открывать не хотелось. И она ещё долго пролежала в темноте, из которой не хотелось выбираться, иначе вновь — эта ужасающая реальность, которую так не хотелось принимать. Мысли были притуплены: «Уже рассвет, я чувствую, что это рассвет. Где же это я читала про то, что люди умирают на рассвете или во время прилива? Всё одно, я уже и так близка… А ведь как я вцепилась в этого доктора. Так хотелось верить, что он ошибается… Что это за запах? Цветочный? Неужели это уже и был конец? Почему я ничего не почувствовала!?»
На этой мысли резко открылись глаза. Нет, она дома. Откуда запах? Марина повернула голову: «Василёк мой… Цветы. Хризантемы. Мои любимые… Хороший мой… Годовщина. Я столько причинила ему боли. Василёчек мой среди налитых колосов…». Всё сразу стало таким тёплым и родным. Марина поднялась с кровати, собрала цветы и решила пойти к мужу. Но у порога по горлу полоснула мысль: через несколько недель она уже никогда не возьмёт в руки цветов, никогда не проснётся в уютной спальне. Главное, вместе с давно любимым человеком.
Женщина крепко обняла цветы, будто они просачивались сквозь худые руки, и в слезах сползла на пол: «Василёк мой, как же я буду без тебя… Не нужно мне ни рая, ни ада, ни пустой тьмы! Даже пустота будет для меня полной жизни, если там всего лишь будешь ты…». В тишине судорожно дрожали плечи. В жилах неба начинала алеть кровь рассвета.
Василь проснулся от запаха готовящейся еды, который он успел подзабыть. Еле открыв глаза, он понял, что зрение не обманывает: Марина суетилась на кухне, готовя еду! Быстро поднявшись, Василь подошёл к порогу:
— Проснулся, Василёк, — пропела жена, — день сегодня сложный, тебе нужно хорошо поесть, а то совсем жить разучились.
— Приятно видеть тебя такой, — засветился от счастья Василь, обнимая Марину, — теперь я точно верю, что всё будет хорошо!
— А я знаю, что всё получится, — ответила ему жена. – Садись, будешь завтракать перед визитом этого Ерофеевича, а я тем временем уеду к Инге, нужно присмотреть за детьми…
Алексей Кондратьев, приехавший пару минут назад, был крайне обеспеченным человеком. От того, вероятно, и безмерно высокомерным. Толстяк рассматривал Василя как одноликого многомиллионного рабочего, который по недоразумению откололся от общей глыбы. Кондратьеву было скучно слушать Василя, и он без споров согласился на сумму, заявленную Зарецким:
— Вы же понимаете, нужна квартира для одного из работников. Притом срочно, если вы не поняли.
— Да, конечно, — обрадованно говорил Василь, — производственные причины, наверное?
— Кх-х-х-м, да, — отвечал Кондратьев стене, — расширение масштабов деятельности, знаете ли…
Все вопросы были вскорости улажены. Юридические моменты по оформлению сделки соблюдены. Деньги получены. Зарецкие переехали в дом родителей Василя. Оставалось лишь разобраться с продажей дома родителей Марины. Этим занималась Инга, которая должна была передать деньги Василю, который в свою очередь оплатит операцию.
Тем временем прошла неделя отведённого срока. Марина была спокойной, и тревожиться было не о чем. Прошли несколько дней старой и счастливой жизни.
В затушёванное серым утро четверга позвонила Инга и просила приехать за город для того, чтобы забрать деньги, которые покупатель отдаст за дом. Василь в спешке собрался, и перед тем, как открыть входную дверь, вновь раздался звонок: «Покупатель не приедет сегодня, — плакала Инга, — ждём завтрашнего дня. Будь наготове».
Время уходило. Оставались считанные дни, каждый из которых мог стать последним. Так наступила пятница, и, к великому облегчению, Инга позвонила: «Василь, приезжай, и обязательно забери деньги за вашу квартиру! Сразу поедешь оплачивать операцию!»
Мужчина собрался так быстро, как только мог, стараясь успеть на самый ближайший поезд. Деньги он взял и держал их в своём чёрном чемодане, который всегда носил на работу. Заболевший от сырости вокзал изредка кашлял людьми. Не помогали ему эскалаторы, обвивавшиеся тёплым шарфом. Василь успел на поезд, и, усевшись на свободное сиденье, отдышался. Его внимание привлёк единственный по вагону сосед, мужчина с длинными волосами, прикрытыми шляпой. Глаза мужчины были настолько опухшими, что Василь сразу подумал: «Наверное, чем-то болен человек. Будь здоров, что бы там ни было!» В это время раздался звонок от Инги, и Василь начал уточнять детали сегодняшнего дня: «Да, я забираю эти деньги, свои я не забыл, сразу еду платить… Да… Да… В сумме денег получилось больше, чем я думал, получилось даже очень много. Всё хорошо. Да… Поеду обратно сегодня этим же поездом, вот на следующем буквально. Всё, скоро буду…».
Вроде бы спящий сосед на скамейке напротив страшно изменился в лице, смертельно побледнев. Василь заметил это:
— Вам плохо? Помочь чем-нибудь?
— Н-н-нет, с-с-спасибо, — не сразу отозвался длинноволосый мужчина, — п-п-просто случается, п-п-проблемы со зд-здоровьем.
— Ну вы держитесь, поправляйтесь, — от души пожелал Василь и вышел на своей станции, к которой уже подъехал поезд.
На платформе ждала Инга, проводившая его до дома. Она передала все деньги, которые Василь пересчитал со своими, завернул в пакет и заботливо уложил в чёрный чемодан.
Выпили чаю, хотя ничего не лезло в горло. Поговорили, хотя хотелось молчать. Коротали время до следующего поезда. Прочная струна времени наконец-то лопнула, и Инга на прощание сказала Василю: «Я ещё остаюсь. Нужно собрать оставшиеся вещи, дорогие нам с Мариной. Я в вас верю. Всё получилось». Обняла. Окрылённый мужчина помчался на платформу, у которой уже стоял поезд.
В вагоне уже было очень много людей. Василь замешкался, ища свободное место, как его окликнул будто бы знакомый голос:
— Идите сюда! Я з-з-занял в-в-вам место! – махая рукой прокричал тот самый длинноволосый сосед.
— Спасибо! – обрадовался Василь. – Дальше поедем уже вместе.
Дорога прошла спокойно. Зелёная лента лесов действовала успокаивающе. Перед конечной остановкой мужчина встал, чтобы выйти одним из первых. Так решил не только он, и маленький проход наводнился людьми. Василь, крепко прижимая к себе чемодан, только собрался сделать шаг к выходу, как под его ноги упал маленький ребёнок в красной курточке. Инстинктивно мужчина подхватил его, но натолкнулся на какую-то грузную женщину, и в общей суматохе упал. Ручка чемодана выскользнула из руки, придавленной чьей-то ногой, и чёрный коробок оправившемуся Василю через несколько мгновений уже подавал длинноволосый мужчина, потерявший свою шляпу.
— Береги то, что у тебя есть и не смей терять никогда! – прокричал он без малейшего заикания и поток людей укрыл собой этого странного человека.
После давки на душе было тревожно. Необъяснимо. Панически. Василь переборол себя и, скрепя сердце, доехал до клиники. У массивного здания стало невыносимо. Поставив чемодан на ближайшую скамейку, мужчина открыл его и убедился в том, что… он был пуст.
…
В кабине телефонного автомата у вокзала, стоял мужчина с длинными запутанными волосами, который набирал дрожащими пальцами номер. Несколько раз ошибившись, он наконец-то дозвонился по нужному телефону, сбивчиво и возбуждённо проговорив в холодную трубку:
— Катеринка! Я наконец-то достал деньги! Наша маленькая Марусенька будет жить…
© Copyright: Арына Гардзей Ноябрь 2014
Свидетельство о регистрации: №14155618452236
а) Ваши авторские обороты в какой-то степени интересны, но они отвлекают. Причём серьёзно. Так, что перестаёшь вникать в сюжет. Если бы вы писали от имени ГГ, я бы расценил все эти метафоры, эпитеты и т.п., как описание характера ГГ. А так получается, что это ваш стиль.
б) галопом по европам — я бы так выразил этот стиль повествования. Все сцены быстро проносятся мимо нас. Герои не успевают принять очертания, как уже растворяются.
в) правдоподобность: не убедительно то, что деньги украл как раз тот человек, которому они тоже нужны были примерно для той же цели. Это нужно было лучше соединить. Например, кто-то узнал, что Василь везёт деньги, и последовал за ним.
г) наконец, герои: они не вызывают сочувствия, понимания, сопереживания. Ну, что я могу с собой сделать. Я не представил себе Василя и его жену даже визуально. А характеры их только слегка выделились тем, что жена доминирует в отношениях
д) дополнительных героев вводить не стоит. Инга мелькает. Ерофеевич смотриться на общем фоне таким же персонажем, как Василь. Целый абзац про его высокомерие. А какую роль он играет в повествовании? Просто посредник. Не важно как они получили деньги. Важно: они отдали последнее, что было. Это была последняя надежда. На этом должен быть фокус. Про это вообще нужно писать в одну строчку: «позвонила агент по недвижимости, сообщила, что покупатель нашёлся. „Ещё бы, за такие деньги да не нашёлся,“- с горечью подумал Василь.
е) почему Василь периодически „мужчина“? он же ГГ!
И как всегда: это моё субъективное мнение читателя. Не принимайте всерьёз. Просто к сведению.
Такое трудно комментировать. А компенсировать лень автора, например мне, не очень хочется.
Подсказок не нужно, мои ошибки мне дороже: лучше запомнится.
Спасибо за такой «разбор по косточкам».
Что касается:
а) не могу позволить себе потерять эти «обороты». В виду имеющихся на данный момент знаний, активно пытаюсь освоить письмо, и попытка избавиться от «оборотов» образует пустоту, обрисованную чьим-то трафаретом;
б) рассказ составлен для конкурса. Лимит — 15.000 символов. Много пришлось вырезать. Если у Вас могло бы получиться иначе в этих рамках — снимаю перед Вами шляпу)
в) здесь описана полнейшая случайность. Совпадение нужного места и времени. Иногда случайности не случайны, и я имею полное право отобразить это;
г) не было целью здесь описание внешнего вида героев. Только некие очень мелкие акценты. Равно как и сочувствие, понимание. Все велось к одной идее. И если читатель хотя бы задумается — дело сделано не зря;
д) вот и в данном случае посредники служат отвлекающим элементом, иначе моя манера изложения испортила бы все, что есть, и не получилось бы уложиться в нужное количество символов;
е) обыкновенные салки с тавтологией, где я попросту стараюсь не повторяться.
Еще раз спасибо.
Арина, мне у вас нравятся вот такие места: «Здание клиники, у которого стояли два человека, уже укутывалось в вечернюю тёмную шаль. Загорались первым электричеством звёзды. Ляповатая штукатурка легла махровым халатом на плечи несуразного архитектурного великана». Это что-то из поэзии, но вам удается удачно встроить в прозу.
Еще, очень трогательно следующее –
«Застегни куртку, двух больных мы не вынесем». Героине осталось жить очень мало, но она заботится о любимом человеке.
Ну и далее мои замечания.
«…пульсировало в голове».
Это о мысли. Но мысль не может пульсировать. Повторяться. Кровь, вена – да.
От пульсации мысли в голове (от мыслей) идет непонятный переход – «…что ты там бормочешь?» Если он мыслил и бормотал, надо было это показать.
Нет никакой связи между описанием здания клиники с махровым халатом штукатурки и следующим –
«Но от этого Василю теплее не становилось». Почему ему должно становиться теплее? Это просто описание автора. Герой не видит ни здания, ни тем более фактуры штукатурки.
«От боли загнили ровные серые плитки тротуара».
Должно было быть некое интересное сравнение. Но вот от боли ничего не загнивает. «От боли загнили десны», «от боли загнил палец...»
«…мерно зазвучали шаги, отбивающие такт невысоким каблуком».
Шаги не могут отбивать такт. Такт можно отбивать ногами, подошвами обуви. Шагами можно что-то отмеривать, измерять. Шаги могут быть широкими или небольшими…
Вот так как-то, извините. ((
Это лишь моё желание «впихнуть» какое-нибудь эдакое сравнение, мало его фильтруя. Порывом записал, вроде и смотрится, но как раз-таки работы с соответствиями, как Вы верно заметили в последних примерах, кое-где и вовсе нет. Рассеянности определённой дело, так сказать.
В рассказе ещё энные моменты подлатаю, но сильно менять ничего не буду. Это окончательный вариант, и бегать туда-обратно, под что-то подстраиваясь тоже не выход.
Над недостатками в любом случае стараюсь работать постоянно. Надеюсь, через какое-то время результат проявится. Как бы ни хотелось, всё и сразу получить мало возможно.
Спасибо Вам! :)
— Этого не может быть! — не давала покоя мысль. – Почему именно с нами, почему, почему?!
Вы справитесь.
Да, и не надо на меня «Вы» с большой буквы писать. :)
Хорошо, запомню. :)
Думаю, здоровая погоня за оригинальностью не должна позволять появляться ляпам. Их нужно обязательно фильтровать, если есть желание писать высокую прозу. Ляпов хватает в так называемом «чтиве», которое читатель заглатывает как акула — все, что движется. Но читатель, в отличие от акулы, не «выплевывает» непотребное чтиво. Правда, и второй раз на автора не ведется.
Про незнакомца… Всё же иногда случайности не случайны. Почему бы не описать именно выбивающийся из общей колеи случай? Мне как-то случилось быть в судебном заседании, где в краже обвинялась проститутка, укравшая небольшую сумму в долларах у своего клиента. Сидевшая на наркотиках (то ли постоянно, то ли уже излечившаяся) она твердила про то, что деньги ей нужны для маленькой дочки, которую она почти не видит то из-за отбывания наказания, то из-за работы, то из-за чего-то ещё. В общем, большую часть своего небольшого возраста девочка живёт у бабушки. Но говорила ли та женщина правду о дочке, стороннему наблюдателю неизвестно. Можно лишь догадываться.
Поэтому и вор вполне может оказаться человеком, у которого, что вполне естественно, есть любимые люди. А у них, в свою очередь, случаются проблемы.
А здесь — роковое совпадение, которое и в жизни можно отыскать.
Большое спасибо Вам за понимание. Очень ценная это вещь. :)